Юрий СТОЯНОВ: «Каждый вопрос Дмитрия Гордона не испытанием стал, не проверкой, а шагом навстречу, и я откровенным с ним был, искренним, ведь что отдаешь, то и получаешь взамен»

Мне кажется, публичные люди на две категории делятся — на тех, кому интервью дать с точки зрения маркетинговой, рекламной, какой угодно (да даже ради повышения самооценки) важно, и тех, у кого времени очень мало и для кого по­до­бное обще­ние редкой возможностью вслух о чем-то подумать является. Я, скорее, ко второй категории отношусь, и потому запоминаются мне пре­имущественно те беседы, в ходе которых что-то важное для себя сформулировал или такое, что мне самому понравилось.

Журналисты, кстати, тоже двух типов бывают: одни интервью у самого себя бе­рут, для этого того, кто на­против сидит, используя, дру­гие — собеседника раскрывают, и Дмитрий Гордон из них. Мы оба — во второй категории: это уже здорово, уже что-то общее есть, а если без шуток, то я довольно долго такого диалога, как с ним, ждал — когда собеседник, в общем-то, довольно очевидные, логичные и просто сформулированные вопросы тебе задает, а интересно в результате и тебе, и ему, и тому, кто потом будет это смотреть, слушать или читать. Как видите, я дождался, правда, произошла наша встреча в далеко не лучшее для меня время — вскоре после того, как я потерял Партнера.

Вопросов об Илюше я опасался — на встречу с Дмит­рием собирался и думал: а может, все-таки не надо? Тема-то больная — с моей точки зрения, а с точки зрения большинства журналистов — горяченькая, ведь, как они говорят (и, как по мне, ничего циничнее и пошлее этой фразы нет), «луч­шего информационного повода, чем смерть, никто еще не придумал». Слава Богу, своим настроем, отношением (человеческим и человечным, которое я с первых же минут почувствовал) мои опасения и сомнения Гордон развеял. Каждый его вопрос не испытанием, не проверкой стал, а шагом на­встречу, он очень деликатно, очень аккуратно на болезненную для меня тему со мной говорил — и я откровенным с ним был, искренним, ведь что отдаешь, то и получаешь взамен.

Наверное, как любой уважающий себя мужчина я излишне сентиментальным быть опасался, раскваситься боялся, расплакаться, слабым и жалким, какие-то ненужные подробности смакующим показаться — граница между искренностью и пошлостью так легко преодолима, такая тонкая, шаткая... Если честно, телеверсию смотреть даже страшновато было: а вдруг я там уважения недостоин, вдруг подбитый какой-то? Не потому, что журналист меня таковым выставил, нет, — потому, что я сам себя таким показал, и снова опасения мои не подтвердились, я с легкостью выдохнул, хотя были вещи, которым до сих пор удивляюсь.

Под конец разговора, за ходом которого, кстати, с таким живым интересом следил, будто это не я на экране, а кто-то другой — незнакомый мне и интересный, Дима (мож­­но ведь так уже его назвать, да?) сказал, дескать, знает о том, что я песни собственного сочинения под гитару не­плохо пою, и спросил, не могу ли что-нибудь исполнить.

И я две песни выбрал — о людях, которые безгранично мне дороги и которых, к сожалению, на этом свете рядом со мной уже нет: «Папа» — понятно о ком и «Два силуэта» — об Илье, точнее, о нас с Ильей. Это настолько личные вещи, так редко, крайне редко я их исполняю, они не то что не для интервью и творческих вечеров, а даже не для дружеских посиделок на кух­не... Я, знаете ли, личное общим местом своей биографии и своих выступлений делать боюсь, а тут сам себе поражаюсь: я это спел, — как? — но это так органично, как нечто само собой разумеющееся произошло, и заслуга Гордона в этом огромная. Близким, короче, которых много лет знаю, я это не пою, а Диме, по просьбе его, исполнил и даже не понял, как, зачем и почему.

Надеюсь, ума и сердца догадаться читателю хватит: это не просто рядовое интервью — для меня самого это поступок, важный шаг, которого от себя не ожидал и который, наверное, таки нужно было сделать — чтобы хоть на время стало легче. Ведь стало же — правда, ненадолго, но стало!

Мне приятно, что наша беседа в этот сборник войдет, что именно в книге выйдет. Люблю наблюдать, как люди книги читают — не электронные, не в планшетах, а именно бумажные, и не устаю великую женщину Джоан Роулинг, автора «Гарри Поттера», благодарить, которая детей всего мира в сторону книги повернула, потому что видел, как увлеченно, буквально головы не поднимая, ее произведения мои дети читают, и даже фильмы, по ним снятые, не так сильно их радуют. После просмотра они говорят: «А в книге не так, там то было и это, а в кино не во­шло — книга интереснее, лучше...».

Дмитрию Гордону такого же интереса к его книгам желаю — вот пускай их столь же охотно и увлеченно читают (они, поверьте, этого достойны — я читал, я знаю). Кто-то, может, возразит: ах, мол, какая заслуга — телевизионное интервью расшифровали и напечатали, но ничего подобного! Как человек с телевидения отвечу: чтобы то, что на экране происходило, в книге не как техническая расшифровка, а как полноценный литературный текст смотрелось, огромную работу необходимо проделать, которая не только труда и филологической грамотности требует, но и таланта, хотя... Все хорошее и достойное в этой жизни в таланте нуждается — иначе никак.

Книжное интервью — это уникальная возможность в удобном тебе темпоритме не только, как беседа формируется, проследить, но и как мысли интервьюера и интервьюируемого работают. Ничего не упустив, вернуться и всласть над зацепившей тебя фразой подумать. Старый, тысячелетиями проверенный способ общения с людьми посредством книги используя, почувствовать, что у одного участника беседы основательная профессиональная подготовка, любовь к персонажу или глубокая заинтересованность в нем за спиной, а у другого — Судьба. И Жизнь. И Искренность, сыграть или подделать которую, как ни старайся, никогда и ни у кого не получится...